Вначале я хотел бы поблагодарить всех читателей, откликнувшихся на очерк «Тверской след на польской банкноте»

Приятно, когда тебя читают. Вдвойне приятно, если то, что ты пишешь, нравится. И совсем особая статья, когда тебя поправляют в неточностях и дают советы, пускай доброжелательные. Это отчасти раздражает, отчасти удовлетворяет – ты не вопиющий в пустыне. Оказалось, что у нас в Твери многим интересно, как сегодня живется в Польше, что поделывают братья-славяне, оказавшиеся вдруг более закрытыми и непонятными для русских, нежели турки или египтяне.

Но большинство читателей все-таки заинтересовалось исторической «подкладкой» очерка. В наших головах (да и в польских тоже) трудно приживается мысль о том, что католические короли династии Ягеллонов – потомки тверских Ярославичей, а король Владислав II Ягелло – правнук по прямой линии Михаила Ярославича Тверского. Но, поверьте, это так, и сюрпризы только начинаются! Читатели справедливо требуют от меня продолжения, хотят знать все и сразу о матери Ягайло – тверской княжне Иулиании. Сделать это сложно, особенно сразу – исторических источников по интересуемой теме крайне мало, практически нет, а использовать художественный вымысел в качестве доказательств не хотелось бы. И все-таки я предлагаю вместе совершить небольшую экскурсию в XIV столетие. Хотя заранее извиняюсь за то, что реставрируемая мною картина истории наверняка окажется неполной и пристрастной. Это всего лишь первоначальный подход к теме. Но надо же с чего-то начинать…

Думаю, не ошибусь, если скажу, что за прошедшие шесть столетий женщины мало изменились. Во всяком случае, русские и тверские в частности. Несмотря на все повороты судеб и влияния исторической моды, по своей женской сути они остались теми же. Так же страстно держатся за своих избранников, в той же степени страдают от ревности или «черствости» мужчин, яростно, с темпераментом волчиц, готовы горло перегрызть за счастье собственных детей…

Иногда эти «дамские штучки» способны переменить сам ход истории, сломать логику мужского императива и определить бытие государств и народов на десятилетия и столетия вперед. Все последующие войны за веру, царя и отечество могут оказаться лишь функцией утерянной когда-то дамской шпильки. И тогда представителям доминирующего пола - мудрым правителям и отважным военачальникам, именами которых пестрит история, - достается незавидная роль. Папы и короли, князья и воеводы будут с яростью львов выпутываться из сетей, которые в силу своей антиисторической женской логики расставила для них какая-нибудь представительница слабого пола. А мы все это станем впоследствии называть историческим процессом и постигать его закономерности.

Как-то скучно у нас принято писать о русском Средневековье. Еще скучнее о женщинах Средневековья. Застолбили для себя один образ – плачущей по Игорю Ярославны – оседлали его и едем... Впрочем, оно и понятно: историю пишут мужчины, а потому образ тоскующей, вечно ждущей и безропотной жены всех нас вполне устраивает. Да, была церковь, был домострой, было свое место в доме, но бросьте камень в того, кто скажет, что в душах гордых славянок не кипели шекспировские страсти, что они были вылеплены из какого-то другого теста, чем наши сегодняшние подруги. Да и что для истории шесть столетий? – так, чих, ничего толком и не изменилось…

О страстях - политических и человеческих - в русском средневековье надо писать отдельно. Кто-то из наших историков обронил, что лучше, дескать, не копаться в родословных хитросплетениях княжеских древ. Во-первых, запутаешься в именах, отчествах и родстве, а во-вторых, в самой логике поведения людей – мол, ни за что тогда не понять, отчего это дядя воюет с племянником, брат идет на брата, а сын на отца… Получается не отечественная история, а какая-то кровавая «бытовуха» на княжеской кухне. Теряется чинность и благолепие отечественных «догматов веры» – несторовой летописи и записок Карамзина.

А попробуем взглянуть на русское Средневековье глазами не Нестора, а Шекспира. Какие омуты и бездны откроются в человеках и в мотивах самой истории! Вот где запрятана кащеева игла. Там, за кронами генеалогических древ шло зачатие сегодняшней России, происходило колоссальное по напряжению столкновение человеческих энергий, сопровождавшееся, что естественно, выбросом шлаков - корысти, гордыни, властолюбия, подлости, трусости… Как же не заглянуть за древо?! Если, конечно, изучаем не историю отвлеченных материй, а историю самих себя. Подумаешь, велика тайна сия – что князей и амбиций на Руси было в разы больше, чем самих княжеств… И шел брат на брата. Оттого и такое ожесточение в борьбе за власть. Вечный передел. А за властью всегда стояли деньги – налогооблагаемая база, княжеские данники и ленники. Скажите, что изменилось за шесть столетий? От форм примитивной жестокости перешли к формам более изощренным?

А можно ли представить себе, чтобы женщины в таком мире оставались не от мира сего? Чтобы они только и делали, что, подобно Ярославне, причитали на «забрале» (крепостной стене) да стремились, обернувшись «зегзицею» (ласточкой), полететь пощебетать с милым? Слишком просто и красиво. Поверьте, у средневековых женщин хватало серьезных житейских проблем.

Великая княгиня Литовская Иулиания родила от князя Ольгерда шесть сыновей. И почему она, любимая жена, не отходившая от одра супруга все его последние дни, должна была уступать право наследования  чужим для нее старшим сыновьям Ольгерда от первой супруги Марии Витебской? Тех тоже было шестеро. Понятно, что по праву майората литовский престол должен бы наследовать старший из сыновей Марии князь Андрей Полоцкий. Но найдите такую мать, которая не пожелала, чтобы именно ее сын наследовал от отца?! Не сомневаюсь, что все женское обаяние великой княгини Иулиании было пущено на то, чтобы Ольгерду наследовал не Андрей Полоцкий, а ее первенец Ягайло. От последствий этой женской логики еще долго будет сотрясаться Европа. Да и сегодняшняя карта мира могла бы выглядеть иначе.

А три похода Ольгерда на Москву! В защиту тверских великокняжеских родственников - в 1368 году, в 1370-м и последний - неблагоприятный для Ольгерда Литовского и Михаила Александровича Тверского – в 1372 году. Разве не понятно, что без влияния на князя любимой супруги-тверичанки, сестрицы Михаила, здесь не обошлось. Можно возразить, что интересы Литвы и Твери совпадали... Да, совпадали, но не настолько. Во время первого похода литовскому князю было семьдесят два, Иулиании – 43, женщина в полном расцвете сил…

О, женщина, она всегда рядом и постоянно давит, давит и давит на мужскую психику. И чаще всего добивается своего - ее планы реализуются в мужских поступках.

А покровительство великой княгини христианам в Литве? Поощрение православия, крещение литвинов, строительство храма в Вильне, жалованные и уступные грамоты церковным приходам, наконец, обращение в православие самого Ольгерда – не следствия ли это домашнего тверского воспитания Иулиании?

При ней большая часть литовской знати была окрещена по православному обряду, и множество простого народа приняло христианство. Выскажу откровенную крамолу: ее влияние деформировало и изменяло реальность Литвы того времени. Можно, конечно, выразиться в том смысле, что княгиня ускоряла ход объективных исторических процессов, шедших в Великом княжестве Литовском. А можно и по-другому: не было никаких исторических процессов, была женщина со своим сложившимся миром, в соответствии с которым она и обустраивала быт собственной Вселенной – двора и княжества. Так же буднично, как обустраивала бы собственную светелку. А объективные процессы уже потом додумали историки - в извинение пресловутой женской логики.

Сделав все, чтобы своей последней волей Ольгерд объявил Ягайло наследником престола, Иулиания внесла страшную путаницу во всю последующую русско-польскую историю. Став католическим королем Польши Владиславом II, ее сын Ягайло не перестал быть русским князем по крови, находившимся в родстве практически со всеми княжескими дворами Руси – западными и северо-восточными. Если в человеческом организме содержится 8 литров крови, то в Ягайло шесть из них – кровь русских предков, в том числе и тверских. Фактически королем Польши стал сын витебского князя и тверской княжны. Его с равными основаниями можно называть как литовским именем Ягайло, так и христианским – Иаков Александрович.

Такая же гремучая смесь, частично разбавленная, бурлила и в венах всех последующих Ягеллонов, ведь рождены они были опять от русской княжны из Друцка (местечко между Оршей и Борисовом) - Софии Гольшанской. Самое парадоксальное заключается в том, что, захватив в XVII веке, в годы русской смуты, Кремль, поляки сделали это вовсе не оттого, чтобы всласть пограбить византийские закрома московских царей. Просто польские короли без всякой задней мысли почитали себя - по крови - бесспорными претендентами на русский престол… Впрочем, XVII век – это уже слишком далеко от предмета нашего экскурса. Появляется искушение подкинуть читателю и вовсе уж фантастическую гипотезу о происхождении Лжедмитрия I – просвещенного европейского монарха, взращенного в Речи Посполитой для Московии… Но делать это еще рано. Не лучше ли вернуться на три столетия назад во времена Иулиании и Ольгерда. И начать по порядку. Итак: не лепо ны бяшет, братие…

• Читать далее